AS Byatt: I’m sure it’s a religious matter. You only exist if you tell people you are there.
Charlotte Higgins: So, Twitter and Facebook is the new god?
AS Byatt: Yes.
Interview at the Edinburgh Festival 2010, The Guardian
К концу урока Миша не мог оторвать взгляда от экрана, где отражался стеллаж с кашпо и учебниками и недавно заштукатуренная трещина на потолке. Он почти конвульсивно раз в две-три секунды касался пальцем краешка телефона, чтобы вызвать к жизни белые тонкие цифры убегающего времени.
15:04. Учебник, пенал и тетради лежали на краю стола готовые к тому, чтобы упасть в рюкзак.
15.05. Звонок разбил усталость последнего урока и пролетел по классу, списывавшему домашку по алгебре и листавшему френди на партах, куда не достигал тяжелый взгляд Марии Геннадьевны. Миша вскочил, чтобы первым выбежать из класса на улицу.
— Перепелкин! Сел на место! Звонок звенит для учителя. Хоть к десятому-то классу можно уже выучить. — Русичка смерила его недовольным взглядом. — Повтори, что я задала на завтра.
Миша согнулся и с мукой посмотрел на Береслаеву, сидевшую справа от него.
«Читать до 60 страницы», — подсказала она, сморщив лицо.
— Читать до 50-й страницы.
— До шестидесятой. Спасибо, Береслаева. — Мария Геннадьевна закрыла лежащий перед ней классный журнал. — Если кто-то завтра не сможет отличить Морозко от Метелицы, пощады не будет. Свободны. Куда же ты так рвешься, Перепелкин? Неужели на свидание?
Задние парты засмеялись, но Миши уже не было в классе.
Миша надеялся, что математичка задержит их, но напрасно: Зацепин и Макрицкий из 11-го «А» и Рябов из 10-го «Б» стояли, прислонившись к зеленому забору, напротив побеленной трансформаторной будки. Работнички местного ЖКХ еще не успели закрасить написанное в углу матерное слово, стекавшее буквами до земли.
Внутри Миши начал шевелиться и нагреваться металлический шар.
Времени на раздумья не было, вместо того чтобы пойти в сторону Андропова, к Зацепину и его дружкам, Миша ускоряющимся шагом, смотря строго перед собой, устремился к школьным воротам, ведущим к Судостроительной и Кленовому.
Он пробежал в узкий проход между серыми девятиэтажными домами, по протоптанной в траве дорожке между пятиэтажками, бельевыми веревками с прищепками и развешанным бельем. Пахло предвкушением лета, неделю назад все разом сняли с себя зимние вещи, зеленые с белым почки разрезали сухие ветви деревьев и кустарников, солнце обожгло асфальт и высушило лужи. Но Миша, перейдя на бег и уже оказавшись перед трамвайными путями, не чувствовал ни запаха , ни света, лишь запах собственного пота, запах погони, настигающей его снова, и снова, и снова.
На его удачу на остановке в трамвай залезал медленный дрожащий пассажир, и Миша успел запрыгнуть на подножку перед закрывающимися дверьми.
С колотившимся сердцем он прошел по вагону. Зацепин и Макрицкий бежали вровень с трамваем и били кулаками по его жестяному боку. Резкая боль проткнула Мишу в боку, трамвай набрал ход и укатил от них.
Он опустился на свободное место в конце салона, дрожащими руками достал телефон и открыл френди. Миша смахнул с экрана напоминание о том, что у него осталось только 60 пунктов, и написал Дане.
привет
хей бро
он гнались за мной. вот прям щас
ты в порядке
да. вроде бы. мы еще у метро
не вешай нос. рано и ли поздно им надоест тя доставать. я пока отключюсь. тут много всего. до связи
поговорим вечером?
Но Даня уже вышел из френди, и его кружок стал бледно-оранжевым.
Около метро собралась вереница трамваев, они медленно тащились по рельсам к остановке. Большой палец Миши не переставал дрожать, он зажал его в кулаке и открыл френди-фото в квантимиллиардный раз посмотреть на фотографию, которую Даня запостил вчера.
На ней играли два маленьких мальчика, неуловимо напоминавших 15-летних Даню и Мишу. Один смеялся, обнимая желтый грузовик, а другой, в дурацком детском чепчике, держал поднятую вверх лопатку за секунду до того, как осыпет себя песком.
«Какой же дурацкий чепец», — подумал Миша, что думал всякий раз, глядя на эту фотографию.
Он перелистнул на следующую — фотографию, от которой его сердце пенилось и дрожало. Они с Даней стояли около какого-то обшарпанного дома в бомберах и цветных шапках. Даня скорчил рожу и выставил вперед ладонь, изображая крутого пацана, а Миша стоял чуть поодаль, спрятав руки в карманах и сутулясь, как часовой на вахте. «Мы с бро», — подписал фотографию Даня и поставил тэги #спешиалфрендс #пацаны #детство #френди и #найс. Он тэгнул Мишу @michaperep.
Друзья Дани писали, какой он симпатичный с игрушечным грузовиком и оставляли в комментариях сердечки и единорогов. Кто-то из его аргентинских друзей с закрытым аккаунтом и ником @josepedrorosato написал: «dude in the funny hat is kinda cute». От этих слов благодарность нагрелась и растаяла внутри Миши, как кусок масла на сковородке.
Кайнда кьют, перечитал он еще раз, когда тычок в грудь вернул его из экрана в салон автобуса.
Их трамвай, наконец, дождался своей очереди и подъехал к метро. Зацепин обхватил руками поручень и навис над Мишей. Макрицкий сел на освободившееся кресло перед ним. Рябова с ними не было.
— Приветик, индюша. Куда это ты гнался? И дверь нам не подержал.
Зацепил ткнул его пальцами в грудь. Это было больно.
— Глазки загноились, не узнаешь друзей?
— Я… уже… уже поехали. Я же не мог остановить трамвай.
— А бежал ты, патамушта на трамвай спешил? Ты не умеешь врать, индюша. Ну зачем позоришься.
Макрицкий засмеялся.
— А с кем ты тут переписываешься? Мы посмотрим? У тебя же нет секретов от друзей.
Макрицкий ударил его по руке и выхватил телефон.
— Не надо! Паша…
— Не визжи. Ген, а Рябыч где?
— У него че-то бок закололо, он на остановке остался.
Зацепин поморщился и вздохнул как будто разочарованно.
— Жиртрест. Пусть гантели купит и растрясывает жир. Так. Индюша. Не тяни резину. Где?
— У меня нет сегодня.
— Ну ты что, совсем. У мамки тогда возьми.
Миша покачал головой.
— У мамки денег нет? Что же, она такая же непутевая, как и ты?
— Я не могу у нее больше брать. Больше не получится.
— Индюшаня, — Зацепин взял пальцами правой руки Мишино ухо и начал его выкручивать, — Мы не занимаемся благотворительностью. Ты же знаешь. Ты же не глупый. «Мы даем тебе один день» — так только в кино говорят. Мы же с тобой не в кино?
Макрицкий пролистывал Мишин френди и вдруг хлопнул Зацепина по руке.
— Ого. Ты знаешь Даню Осколкова? Пав, он тут с Осколковым тусит.
— С каким Осколковым?
— С мажором. Который в Буйнос-Айресе. С мартышками и латинами.
— Хера. — Зацепин отобрал у Макрицкого телефон и полистал Мишин френди. — Ты смотри. Бургерами откушиваешь. Новые кроссы примеряешь. А для друзей, значит, денег нет.
— Это было на прошлой неделе… — попытался оправдаться Миша.
— Осколков, ты с ним дружишь? Не знал, не знал. Хайповый чел. С детства что ль, знаком?
Лицо Миши потускнело, он начал спотыкаться в словах.
— Да… мы… были… жили раньше в одном доме. Мама дружила с его… с его…
— Через мамку, значит. Видишь, мамка твоя не такая непутевая, как ты.
— Осколков еще с Ключенковой во френдах. Они были на какой-то тусе, когда он приезжал на побывку.
Лицо Миши вытянулось.
— С Ключенковой? Из «А»?
— Мда. — Зацепин вернул Мише телефон. — Прикольный чел. И повы у него классные.
— Где он в джунглях с мачете.
— Да. Это зашибись. А в друзьях у него Клюка и Индюша — смехотура. Наверное, коллекционирует фриков.
— Клюка ему не друг, — сказал Миша мрачно. Он с удвоенной скоростью листал Данин френди, чтобы найти фотографию с Ключенковой. Как же он мог ее пропустить?
— Так. Индюшаня. Мы отвлеклись от темы. Хорошо, что в жизни у тебя есть и приятные воспоминанья. — Зацепину так понравилась эта шутка, что он прыснул от смеха. — Вернемся к делу. Вечерком мы к тебе заглянем. Не подведи нас, Дюшаня.
Они как раз подъехали к троллейбусному парку. Макрицкий вскочил на ноги. Зацепин потрепал Мишу по волосам, по щеке, а затем, наклонившись, как будто хотел поцеловать в лоб, плюнул в лицо. Миша знал, что к этому идет, и заранее зажмурился, но все равно почувствовал мокрую слюну в уголке глаза.
Гогоча, Макрицкий и Зацепин выбежали из трамвая.
Женщина с короткими рыжими волосами в синем пальто, следившая за их разговором, крикнула в сердцах:
— Совсем обнаглели! Мерзавцы!
Она достала из сумки упаковку платочков и протянула один Мише. У нее были глаза-буравчики, как у учительницы, от нее тяжело пахло пудрой.
— Ты что же не даешь сдачи?! Нельзя же так!
Миша молча вытер лицо. Он нашел фотографию с Ключенковой в Данином френди. Они были на каком-то фестивале и танцевали: Даня развел руки и откинул голову назад, а она изгибалась напротив него. #спешиалфрендз #дэнсинг #music #найс был затеган пост.
Значит, Клюка тоже у него в друзьях. Миша лихорадочно открыл ее страничку во френди, но ее профиль был закрыт для не-друзей. Миша снова вернулся к Дане.
У Дани было 7891 подписчик, 670 друзей и 36 спешиал френдз. Миша перешел на вкладку френди спешиал. Он выбрал радиус 25 километров, чтобы посмотреть, кто из особенных друзей Дани обитает рядом с ним.
Только один друг с ником @janeonlyjane. Ключенкова, черт ее дери. Алчный алгоритм списал с него за просмотр 10 пунктов.
Миша упал на кровать, не переодевшись.
Теперь он был готов к тому, чтобы посмотреть на то, что написали ему друзья и подписчики. Он, как и Даня, расшарил у себя детские фотографии и специально отключил доставку оповещений, чтобы посмотреть все разом, а не ждать горящей красной точки нового комментария снова, и снова, и снова.
«Ты такой хорошенький, Мишка!» — написала @katyamanuilo. Кто она? Разве она есть у него в подписчиках?
«Топчик», — написал Антон.
«Знаешь Осколкова? Вау! Ничего себе» — от Гришаевой из «Б» класса.
И только Валера, с которым они ходили в прошлом году на настольный теннис, написал: «Че-то ты тухло выглядишь, вечно рожа у тебя недовольная». Болван.
Всего ему оставили шестнадцать комментариев, в том числе двое друзей Дани. 234 лайка! Это был его самый популярный пост с тех пор, как у него появился френди.
Это… это… Миша не мог передать, как это ощущалось. Как будто он голый лежал на теплом песке и волна раз за разом окатывала его загорелое тело. Он заплакал — от счастья и от злости, и зажал себе рот, и зажмурился, что остановить этот небольшой приступ.
— Какие-то мальчики там тебя зовут, — сказала мама, постучав по дверному наличнику. — Сидят на детской площадке.
«Перепелкин! Дюша!» — кричал Зацепин, качаясь на детских качелях. Марицкий стоял рядом и раскачивал его.
— Они скоро уйдут, мам.
— Ну смотри. Они из твоего класса? Не нравятся они мне.
— Да, они просто дурачатся. Они нормальные, на самом деле.
Мама нахмурилась.
— Мам…
— Чего?
— А ты не дашь мне денег на одну книжку. Нам надо по биологии, у Береслаевой есть, но она же никогда не делится.
— Как называется?
— Что-то там про эволюцию молекул.
— А скачать нельзя?
Миша посмотрел в окно на удаляющиеся из его двора фигуры Зацепина и Макрицкого. Зацепин, тварь, как будто почувствовав на себе его взгляд, обернулся. Увидев Мишу в окне, он помахал ему рукой и послал воздушный поцелуй.
«Тварь», — подумал Миша, но стиснул зубы и помахал Зацепину рукой в ответ.
Не Зацепин, ни Макрицкий по-настоящему не волновали его, ни даже то, что ему пришлось отдать им деньги на книгу про молекулы и потом придется врать и изворачиваться перед мамой.
Миша вызвал окошко френди на телефоне. Даня был онлайн.
привет Дань.
хей бро
хотел спросить тебя
разобрался с пацанами
да, разобрался. откупился
молодец. уже недолго осталось.
только этим и утешаюсь
Ты знаешь Женю Ключенкову?
Кого?
Ключенкову. Она учится в нашей параллели, в «А»
Не очень припоминаю, честно говоря
Она твой спешиал френд
Если ты знаешь, что она во френдах, зачем с прашиваешь
Она твой спешиал фредн, Дань
и чиго?
Мишины руки задрожали. Он отложил телефон и пальцами помассировал лоб.
«Так нечестно, нечестно. — Миша закрыл лицо руками. — Так нечестно».
оадно. я отваливаюсь. покеда
В субботу Миша и Валера договорились встретиться в Нескучном саду и поиграть в настольный теннис. У Миши не шла подача, а ракетка, как намыленная, скользила по руке. Он проигрывал 2:9 уже во второй партии. В первой он сумел набрать только четыре очка, причем два из них были невынужденными ошибками Валеры — с агрессивного удара мяч улетел в аут.
— Ты вообще не следишь за игрой, — сказал Валера обиженно.
— Не могу сосредоточиться.
— А с кем ты бургеры ходил есть?
— Один.
— Скучно же.
— Больше никто не пошел.
— Позвал бы меня.
«С тобой еще скучнее», — подумал Миша, но Валера подал низкий, почти коснувшийся сетки мяч, и Миша не смог отбить его, шарик приземлился в сетку.
Когда пришла их очередь освобождать стол, они пошли в к набережной и купили шипучей газировки со вкусом малины и ежевики в веселеньком деревянном ларьке.
— Хочешь пива? — спросил Валера неожиданно.
— Ты же не пьешь, — ответил Миша, смутившись. Миша знал, что кто-то в семье Валеры, брат или отец, спился и Валера пообещал матери, что не притронется к алкоголю.
— Просто предложил. Вот гадость химическая, — Валера смял пластиковый стаканчик и выкинул в урну. — Зачем ты со мной общаешься?
— Чего? — Миша не расслышал вопрос. Он вглядывался в группу из трех девушек, идущих по набережной. Издалека ему показалось, что одна из них Ключенкова. — Не понял.
— Тебе же скучно со мной, я же вижу. Зачем ты общаешься со мной?
Миша застыл, медленно перебирая в памяти, что было бы похоже на ответ на этот вопрос, но девушка, невероятно похожая на Ключенкову, приближалась к ним, и его сердце сказало — бум, бум, бум.
— А тебе со мной не скучно?
— Нет.
— Это она. Блин. — Конечно, это была она. Других вариантов не было. Кто будет ходить с голыми ногами в холодном апреле? Только пришибленная на голову Ключенкова. На ней был джинсовый комбинезон-платье и белая рубашечка в цветочек.
— Кто? О чем ты?
— Блин. Это… из «А», в общем, одноклассница. Мне надо с ней поговорить. Я сейчас.
Не задумываясь о том, что делает, Миша вручил остолбеневшему Валере стаканчик с недопитой газировкой и торопливо зашагал навстречу Ключенковой.
Как и Миша, она увидела его издалека, и на ее лице появилось тяжелое тягучее выражение, какое возникает у людей, когда их заставляют делать что-то, что им неприятно или безразлично.
Они встали напротив серой реки и дебаркадера, похожего на позолоченный торт.
Миша не мог найти то слово, чтобы начать с его помощью говорить. Ключенкова посмотрела на него, сощурив веки.
— Так и будем в молчанку играть?
— Ты же знаешь, что я хочу сказать.
— Я не дура.
— Зачем тебе это?
— Что это?
— Зачем тебе Даня?
— А тебе?
В воде плавала покрытая слоем ярко-зеленого мха коряга.
— Сколько ты пунктов отдал за фотку?
— Тысячу триста.
— Фак. Это же просто… да, у тебя еще было две фотографии.
— Вот именно.
Ключенкова убрала прядь с лица. У нее были темные глаза и длинный нос. Она была выше Перепелкина, но рост помогал ей не казаться толстой.
— Ты и в чате с ним переписываешься?
— Конечно.
— Боже, Перепелкин, — в ее голосе проступила смесь удивления и сожаления. — У тебя же вообще никаких пунктов не останется. Или ты покупаешь?
— Не осталось. Почти. И да. Покупаю.
— Это добром не кончится, — сказала Ключенкова сурово.
— Он мой друг. Мне плевать, что ты там подумаешь. Или еще кто. Он всегда был классным. Он не такой, как… Он другой. Я знаю это. Вот и все.
— Он-то классный, только… только…
Отчаяние, проступившее на Мишином лице, заставило ее замолчать.
— Что?
— Ничего.
— А ты видела его вчерашний пост?
— Да. Если бы у нас были такие дубовые лестницы с перилами, как у него. И коридоры с витражами, а не обои цвета рвоты.
— Как в «Гарри Поттере», скажи?
Данины родители, хотя никто их никогда не видел, не знал их имен и не видел постов о них, были богатые и важные люди, сначала они отправили Даню в частную школу в Англии, но ему там не понравилось, и его перевели в школу при английском посольстве в Буйнос-Айресе.
Миша улыбнулся, и Ключенкова улыбнулась ему ответ.
Каждый из них подумал о друге, о Дане. Фотограф поймал его съезжающим с перил темной резной лестницы, какая встречается в каждом уважающем себя сериале об английских аристократах, фигура Дани расплывалась и текла по кадру, а бледно-голубой и бледно-желтый свет из витражного окна у него за спиной тек по ступеням, пропитывая своей немного печальной теплотой зрителя по другую сторону экрана. Улыбка Дани, его хрупкая красота, его озорство без агрессии перевозбужденного подростка, его нормальность и его тайна — волновали друзей, и сопричастность Дане и его приключениям, путешествиям, его утрам и редким огорчениям ненамного, но приблизила их друг к другу.
Даня был нужен им, но и они, особенные друзья, были нужны ему.
— А если пользуешься чатом, то пункты сразу списываются или каждый день понемногу.
— Сразу.
— И он отвечает?
— Ну конечно.
Мысль о том, что та, их близость с Даней, не доступна Клюке, наполнила его теплым восторгом, что он решился спросить.
— Ты сразу выбрала его?
Ключенкова метнула в него осуждающий язвительный взгляд, как бы говоря: ну что еще за чушь ты спрашиваешь?
— А про перформ ты не думала?
— Перепелкин! Где твоя башка! Ау! У тебя не осталось вообще никаких пунктов, а ты сидишь с Даней в чате, а еще думаешь про перформ! Знаешь, сколько на это надо пунктов?
— Семь тысяч.
— Поразмышляй еще о том, что ты купишь билет до Буйнос-Айреса, по местам славы, так сказать.
— Да что ты кипятишься… я просто так.
Ключенкова вздохнула.
— Последний перформ был классный. Где они бежали через лавандовые поля.
Миша еще не мог просить Ключенковой, что она сорвалась на него, и просто кивнул.
Последний перформ заказала Элоиз, девушка из Франции, с закрытым профайлом. Даня встречался с ее подругой и приехал на неделю в Прованс: во френди обрушился поток фотографий, где они щурятся от Мистраля, бегут через лавандовые поля и гуляют по улочкам Кавайона, где из крыш домов вырастают невысокие желто-белые скалы.
Подруга Элоиз была красивой стройной девушкой с порхающей французской улыбкой, и Миша не мог не думать, не переставал думать о том, как, наверное, ей хотелось оказаться на месте подруги, но заняла она в итоге то место, которое у нее и так нельзя было отнять, ни у нее, ни у них всех, место наблюдателя.
Вошла мама с мокрым полотенцем в бледных руках. Очки съехали на кончик носа, придав ее озорной вид шутливого следователя.
— Ну и как книга?
— Какая книга?
— Про эволюцию молекул.
— Э-ээ… Я одолжил ее Зацепину до пятницы.
— Стоящая хоть книга? Или ты даже не открывал.
— Да, полезная.
Мама поправила очки мокрой рукой.
— Ну смотри.
От маминого напоминания спокойствие, как марля, начало расползаться нитками внутри Миши. Неделя заканчивалась, значит, Зацепин и компания снова начнут его доставать.
Миша хотел написать Ключенковой и спросить, видела ли она фотографию Даниной разбитой ноги и его классного зеленого скейта. Через 13 дней функции чата будут деактивированы, пунктов у него больше нет, денег тоже, а ведь он даже не успел поговорить с Даней о том, что его действительно волнует. Но время еще есть. На днях у него появилось два новых подписчика: 12-летний школьник из Чертанова, помешанный на бейсбольных кепках: они были на всех его фотографиях. Миша немного засомневался, нужна ли ему малявка среди подписчиков, но добавил его. Через какое-то время фэн бейсбольных кепок написал: «Хая. Осколков рулит!» Миша ничего ему на это не ответил. У второго подписчика был закрытый профайл, а на юзерпике — картинка из картины. Это был плачущий Пьеро из работы известного художника, чье имя Миша не мог вспомнить. Закрытый профайл и рарная карточка — нетушки, такое мы не добавляем, подумал Миша и удалил незнакомца (или незнакомку) под ником @nonamenogain2 из запросов.
Зачем-то он снова зашел на френди спешиал и выбрал радиус 50 километров, у него оставалось всего двадцать пунктов, потеря десяти ничего не значила: на экране высветилось:
There are two special friends near you
Сердце Миши упало на пол.
Ключенкова никуда не делась, а прямо под ней, отмеченный веселым зеленым нью, стояло френди имя нового особенного друга Дани — @nonamenogain2.
А ведь всего неделю назад Миша был единственным особенным другом Дани во всей гребаной Москве!
Миша вернулся на страничку нонейма с Пьеро и завис над его белым, даже скорее не печальным, а странным лицом, отражающим чувства, которые Миша не мог ни понять, ни назвать. Ему безумно хотелось посмотреть, кто же скрывается под маской Пьеро, но у него было правило не добавлять незнакомые закрытые аккаунты, и он ему строго следовал.
В три ночи ему пришла смска от Зацепина, который, естественно, не писал ему во френди и не был там его другом. Иногда, когда Зацепину нечего было делать, он начинал доставать его от скуки.
«Готовься, Индюшаня. — Писал Зацепин. — Завтра нам понабодится твоя молодая кровь».
До начала усиленной подготовки к ЕГЭ оставалось несколько недель, Миша знал, это отвлечет Макрицкого, а Рябов вообще не замечал его, когда Зацепина не было рядом. Зацепина, к сожалению, это не волновало: он поступил по результатам олимпиады в Станкин в конце марта.
Миша открыл френди и резко сел на кровати. Кровь прилила к его голове.
Он встал, походил по комнате, потом снова сел.
Это не могло быть правдой, потому что этого не могло быть, но оно было, и это видели его глаза, и его пальцы прикасались к экрану, где было это.
Фотография Дани в клубе или на какой-то вечеринке: его зелено-голубая майка пропиталась потом, потные волосы прилипли к его лбу, на его лице — резкая незамутненная радость. Он обнимал какого-то парня, или парень обнимал его — внешне очень похожий на Даню, более загорелый, более атлетичный, но такой же потный, в черной обтягивающей майке. Он целовал Даню в щеку на фотографии. Мише очень хотелось, чтобы это был просто поцелуй в щеку, ведь целуют же друзья друг друга в щеку, он мог бы, например, поцеловать Валеру… Нет, конечно, он не мог этого представить даже в страшном сне, чтобы что-то заставило его обнять или поцеловать Валеру. Но Даня другое дело. Даня тактильный. И его друг… его друг, наверное, тоже. Так убеждал себя Миша, глядя на фотографию, пытаясь уверить себя, что друг Дани случайно коснулся краешка его губы, что это поцелуй, это, может быть, даже и не поцелуй, а просто они коснулись друг друга ненароком во время вечеринки, когда все толпятся и жмутся друг к другу, а фотограф (тоже друг?) зацепил этот момент своим френди.
Большой палец правой руки задрожал: Миша не мог унять эту дрожь. Ему пришлось схватить палец другой рукой, чтобы хоть как-то остановить тряску.
Смска от Зацепина. Что ему-то еще надо?
«Дружок то твой педрила оказывается. Охахаха.»
Волна черной ненависти накрыла Мишу и он бросил телефон с френди в стену.
Около двадцати минут потребовалось Мише, чтобы вставить сим-карту в старый телефон, стараясь изо всех сил не разбудить маму. Миша не помнил ни усталости, ни желания сна, даже слова Зацепина скользнули по нему, как деревянная пуля о железный каркас.
Он стал читать комментарии.
Вау!
That’s brave
Good for u!
Nice top.
Аргентинские и английские друзья слали Дане единорогов, сердечки и разноцветные шарики.
Миша лихорадочно листал комментарии, надеясь, что хоть кто-нибудь, сохранивший крупицу разума, написал ему: очнись, ты что, пидр? Даня, это же не ты. Ты не такой, Даня.
Дань, ты здесь?
Даня…
Он должен был ответить. Сколько сейчас времени в Буйнос-Айресе? Полдень? Он всегда отвечал, всегда был рядом, когда был нужен ему. До Дани у Миши был только один настоящий друг, но потом перестал.
Друг, чьего имени Миша не хотел вспоминать, не пришел на день его рождения. Мише было 12 лет, и он пригласил к себе всю их группу из секции настольного тенниса. Сначала все согласились, но один за другим быстренько отказались, сославшись на какие-то неотложные дела, остался только один его друг. Но за день до дня рождения он позвонил Мише и сказал, что подвернул ногу и не сможет придти.
— Ну что ты хочешь, — сказала мама, вздохнув и наморщив лоб. Она намазывала маслом кусок бородинского хлеба. — Они как флоппи-диски. Флейки. Им нужно только одобрение. Как папаше твоему. Нет одобрения — нет дружбы.
Но теперь у него есть Даня, и Даня не предатель в отличие от остальных. Слезы полились из Мишиных глаз, против его воли, он не успевал смахивать их с лица.
Рядом с последним Мишиным сообщением крутилось колесико, означающее, что сообщение не отправлено, не отправлено и снова не отправлено.
«Что за черт, что за черт, что за черт», — Миша лихорадочно проверил оповещения френди. Одно из них было непрочитанным.
Функции чата будут деактивированы при балансе меньше 15 единиц
Миша откинул голову, сильно ударившись о стену, открыл рот и беззвучный крик вылетел из него. Еще пять минут он сидел с открытым ртом, слезы текли по его лицу и стекали за уши. Прошло полчаса, прежде чем Миша успокоился.
Правила, он знал, что эти твари изменили правила, но забыл об этом.
Что делать, что же делать… Он прочитал подпись к фотографии.
Ее не было. Стояли привычные тэги #party #nice #friends #kiss #loveislove и в самом конце, как оса, спрятавшаяся в складке наволочки, перед тем как ничего не подозревающая голова упадет на подушку: #perform thanks to @nonamenogain2.
Миша заслонил рот ладонью, чтобы не закричать. Он уже не мог сдерживаться, слезы текли по лицу, освещенному прямоугольным светом экрана в неоднородной темноте его комнаты.
Так нельзя! Так нечестно! Даня не такой! Он не такой! Сраный ублюдок, нонейм Пьеро. Это был сраный перформ!
— Так и знал! Я так и знал! — вскрикнул Миша и снова испугался, что разбудит мать.
Естественно, Даня никакой не пидр, это нонейм Пьеро придумал такой перформ, извращенец и ублюдок. Миша обхватил голову руками. Что же делать? Мысль о том, что его друзья, его подписчики увидят эту фотографию, доставала из-под парты учебник по истории и била его по голове острым углом снова, снова и снова. Нужно удалить эту фотографию. Немедленно.
Миша зашел на страничку к нонейму и добавил его в друзья.
Такого странного профайла Миша еще никогда не видел во френди: он видел отвратительные профайлы, шокирующие профайлы, дешевые профайлы, скопированные профайлы, продажные профайлы, но не такое. Он отмотал френди нонейма на три месяца назад. На всех фотографиях был изображен один и тот же объект: серый блочный жилой дом. Эти шестнадцатиэтажные коробки, как будто собранные из серого советского лего, росли тут и там. На какой-то фотографии был балкон, заставленный какой-то дрянью, окна с тюлем и занавесками, окна, занавешенные простыней, входная дверь, залепленная объявлениями о выдаче кредита, гофрированный козырек из стали над ней, гора чернозема, высыпанная перед домом, входная дверь, ободранная от объявлений, снова балкон, зарешеченный балкон первого этажа, снова окно, несколько окон, в одном из которых сидит рыжий кот, зеленое сильное дерево перед окном, завешенным простыней, верхние этажи здания и ослепительно яркое небо, плывущее над ним.
Миша видел во френди, иногда кто-нибудь делал миллион похожих фоток какого-нибудь синтезатора или игровой приставки, обычно потому, что автор хотел распрощаться с какой-то вещью и продать ее. Но миллион фотографий дома с разных углов? Вотс вронг виз ю, нонейм?
Миша исступленно листал месяцы и фотографии серого дома, пока не увидел то, что искал. Синяя с белым квадратная коробка: 25/31 корп. 2 Севанская ул. Где это? Миша спросил гугл, как ему добраться до серого дома.
До открытия метро он не сомкнул глаз.
На «Кантемировской», где Миша вышел из-под земли, уже рассветало: желто-красное солнце поднималось над коротконогой армией линий электропередач, над серо-черным монументом завода вдалеке, над выгнутым дугой проспектом, сверкающим оранжевым и красным, над домами, над домами, и снова над домами.
От сочетания красоты и уродства Мишу встряхнуло.
Час назад он отправил нонейму сообщение во френди.
Я знаю, где ты живешь. Я найду тебя! Удали перформ! Даня не такой
Но нонейм до сих пор даже не удосужился просмотреть его сообщение.
Миша знал, что ему надо поговорить с Даней, но он не знал, что сказать. Для этого не было слов, а те, что были, не могли сказать того, что он чувствовал. Что Миша чувствовал, он не мог сказать даже себе. Он посмотрел, активен ли Даня, но его не было в сети.
Почти пустой автобус с номером 217 повез Мишу по незнакомым улицам, вдоль которых росли пятиэтажки, высокие кирпичные дома, парки и магазины. Через приоткрытое окно в автобус вливался холодный воздух утра и бензина. По небу разливался цвет, одновременно похожий на крем-брюле и чайную розу с покрасневшими краями. Мише хотелось спать и плакать. Он держал перед собой телефон с френди, как компас.
Автобус высадил его на Севанской улице и поехал дальше в неизвестном направлении.
Мишу трясло: на улице холод не казался приятным, как чайная роза или зефирка со вкусом крем-брюле, а цапал за руки. Следуя за гугл-картой, Миша подошел к дому 25/31 корпус 2 и сел на засохшую клумбу перед закрытым отделением «Сбербанка».
Фотография Дани и поцелуя набрала уже больше двух тысяч лайков и больше пятиста комментариев. Миша не решился заглянуть в них. Он переключился на профайл нонейма.
Нонейм сменил юзерпик! Теперь вместо белого и насупленного Пьеро на картинке был красный насупленный Арлекин. Он издевается над ним! Миша встал в клумбы и обошел ее кругом.
Телефон вздрогнул.
Кв. 67. 14 этаж. Код внизу 678K.
Внутри Миши возник металлический горячий шар, он завертелся, больно обжигая его внутренности.
«Пидорасище то твой дружочек. Пидорасище. Индюшаааа». — Пришла еще одна смска от Зацепина. Шесть тридцать утра, а он не ложился спать? Может, это он водит его за нос?
Миша посмотрел на серый дом перед собой: где-то там, на четырнадцатом этаже, в одной из этих квартир есть нонейм, глядящий на него сверху или сбоку, нонейм, оскорбивший его друга, превративший его друга Даню в… в… Миша не мог закончить свою мысль…. в то, чем тот не является!
Перед лифтом свежая мысль обожгла Мишу, как плетка. Он дрожащими руками нашел нужное имя в списке контактов. Голос, ответивший ему, спал.
— Але.
— Валера, это ты? Валера, это ты гадишь мне? Сознайся? Ты нонейм Пьеро?
— Перепелкин, ты знаешь, который… шесть.. Шесть утра. Прими таблетки, блин.
— Сознайся? Это из-за того, что я больше не хочу с тобой играть. Потому что ты скучный.
— Сам ты скучный. Иди, лечись. Я сплю. Блин… Глаз телефоном не проткни.
Валера застонал спросонья, его голос пропал и превратился в шеренгу из гудков.
Миша прислонился к зеленой стене. Это не Валера. Это не Зацепин. Кто же ждет его в квартире 67? Он не отрываясь смотрел на экранчик с френди. Кружок с коротко стриженным улыбающимся Даниным лицом сопровождала тень серого предложения: был в сети 12 минут назад. 13 минут.
Миша поднял глаза от экрана и посмотрел на светло-коричневые двери перед собой. Черные цифры на белой табличке были шестеркой и семеркой, слишком плотно прижавшимися друг к другу.
Он нажал на кнопку звонка.
Телефон лежал в руке, палец кликнул по экрану, запустилось видео.
Чьи-то ноги побежали вверх по холму. Дул сильный холодный ветер. Приятный мужской голос сказал.
Надоело стоять в стороне и наблюдать? Станьте частью истории френди. Станьте особенным другом. Иногда конец — это не конец, это возможность продолжения.
Человек, молодой парень, взбежал на вершину холма, и его взору открылся вид, перехвативший дыхание: скалы, пронизывающий ветер, солнце, прорезающее серое дно темных облаков, чтобы коснуться лучом его лица.
Картинка расплывается, появляются мужчина и женщина. У них сосредоточенные печальные лица. Надпись: родители Оксаны.
Мы думали, что это конец, она сгорела у нас на руках. Мы боролись до последнего. Но она…
Женщина не может сдержать слез.
Мы не можем в это поверить, но она снова живет. Да, мы не можем ее обнять, не можем прижать к себе, но благодаря особенным друзьям она продолжает жить. Она поступила в университет, у нее есть парень. Это немыслимо.
Женщина продолжает плакать, на ее сияющем лице — смятение.
Парень на холме разбегается и бежит к обрыву. Он не собирается останавливаться. Он прыгает.
Склейка. Женщина и мужчина средних лет. Их лица печальные и сосредоточенные.
Я не хотела жить. Мы не знаем, как это могло получиться. Мы не знаем, что мы сделали не так. Я сказала мужу: теперь я умру. Когда полиция нашла его тело.
Женщина сдавленно плачет. Ее муж плачет и закрывает руками лицо. Надпись: родители Дани. Говорит отец.
Мы дали ему все. Все! Но что-то, видимо, все-таки не дали.
Говорит мать.
Это что-то невероятное. Он снова учится. Он снова смеется. Его нет, но он есть. Его друзья… да, особенные друзья. Я не знаю, как их благодарить. Не знаю, нужно ли. Можно ли. Я не знаю, что это. Но я еще жива. Мы еще живы.
Он летит над скалами. Ветер развевает его волосы. Он щурится от ослепляющего солнца и взмывает вверх.
Затемнение. Приятный мужской голос говорит.
Преврати конец в продолжение. Стань особенным другом тому, кому ты по-настоящему нужен. Перформ.
Френди. Твоя история. Твои друзья.
Видео закончилось, и экран потемнел.