раненая девушка

Уже вторую неделю Кирилл заменял своего будущего (или нет) тестя, пятизвездочного Михал Саныча (4,83 звезды и куча фейковых отзывов от знакомых), подрабатывая сантехником по вызову на юду. В 19 лет Кириллу не хотелось учиться на инженера-технолога, а хотелось  с наступлением ночи ездить по набережным на велосипеде, когда случайных прохожих нет, а есть только горящие и гудящие дебаркадеры, красные огни притормаживающих машин и вечернее лето вокруг. Он не волок бы за собой учебу, если бы не угроза оказаться запертым в казарме с такими же бездельничающими и куда более жестокими, чем он, парнями. Кирилл хотел заставить себя выучить какой-нибудь язык программирования или научиться пилить сайты на коленке, но вместо этого облачался в выданный Михал Санычем комбинезон, с наигранной уверенностью брал в руки разводной ключ и поднимался в квартиры с пластиковым ведром, ящичком инструментов, прокладками, запчастями и нетронутой упаковкой средства от извести. 

Вначале Кирилл пытался орудовать разводным ключом и устранять засоры под присмотром Михал Саныча. «Пусть учится, — говорил Михал Саныч настороженным клиентам, и если их настороженность не исчезала. — Двести рублей скидка». «Ты дурной», — говорил ему Михал Саныч, когда у Кирилла что-то не получалось. Но, когда он расколол керамический вентиль холодной воды и в ужасе взглянул на каменеющее лицо хозяйки (она, как и он сам, ужасно расстроилась), Михал Саныч сказал ему с нежностью: «Ты дурной, Кирюша», — но даже не предложил скидку за отколотую ручку. Хотя на вид Михал Саныч был сама обходительность и сладкоголосо разливался, как идеально все починит, клиенты были для него недовольным гудящим фоном, доставить им неприятность представлялось чем-то сладко-допустимым. Михал Саныч был хапугой, но в целом добросовестным. С одной запуганной женщины он взял две тысячи за замену смесителя. «Не могла бы столько заплатить, не платила бы». «Вы ее запугали», — сказал Кирилл. «Здесь нечего бояться», — ответил Михал Саныч. Кирилл прикладывал к себе жизнь Михал Саныча, но не мог разобраться, тесно ему в ней или он еще не привык давить и обманывать. Он не умел принуждать. «Без этого не уплывешь», — поучал его Михал Саныч. Когда они смотрели с Катей очередной пиндосский сериальчик, она обняла его и сказала: «Ты нравишься папаше». На этих словах внутри него зажегся синий холодный огонек, и спустя какое-то время Кирилл высвободился из Катиной руки.    

У Полины — его первый вызов на сегодня — была установлена реплика немецкого слива «геберит», бачок был аккуратно спрятан в нише из гипсокартона. Опыта у Кирилла было немного, но даже без него он сразу понял, что приготовленный им вентиль не встанет на место проржавевшего и покрытого толстым слоем извести репликанта. 

— Вас не напрягает, что я смотрю за тем, что вы делаете, — спросила Полина. 

— Нет, — ответил он как раз в тот момент, когда его начало напрягать собственное незнание. Ну что ж, возможно, ему удастся развернуть вентиль под углом в 45 градусов и запихнуть в бачок. Он повернул клапан, снова пустил холодную воду и нажал на слив. 

— Полотенце не дадите, — спросил он и протянул руку, не оборачиваясь, ожидая прикосновения жесткой ткани икеевского полотенца. Оно было у Полины в руках, когда она впустила его. 

Спустя мгновение и еще одно, и еще одно, полотенца все еще не было, Полина молчала. Кирилл оглянулся и чуть не подскочил на унитазе. Девушка лежала на полу коридора. Глаза ее были широко открыты. 

— С вами все в порядке, — спросил Кирилл перепуганным голосом. 

— Голова что-то закружилась, — ответила Полина. 

Он впервые посмотрел на нее: довольно симпатичная и к тому же блондинка. Красивые нос и переносица, красивая грудь, волосы собраны в пучок. На шее у нее было три родинки, расположенных под наклоном, на одной линии — как следы от микроскопических пуль. Кирилл подумал, что перенимает манеру Михал Саныча не вглядываться в клиентов — только в обстановку квартир: ремонт, техника на кухне, обувь в прихожей, установлена ли сигнализация. Это определяет цену, а не то, что мямлят или требуют хозяева. 

Девушка лежала у его ног. 

— Вызвать скорую, — предложил Кирилл. 

— Нет, нет, — сказала Полина, — сейчас пройдет. 

— Дать вам воды? 

— Нет, нет, уже все. Вот, вы хотели полотенце. 

Только оправившись от легкого шока, Кирилл заметил, что Полина прижимает полотенце к правому боку. 

Кирилл резко шагнул назад и больно ударился о дверную ручку. Полотенце, протянутое ему девушкой, почернело от крови. Белая футболка Полины  задралась, обнажив перевязанную бинтом и заклеенную эластичным пластырем, сочащуюся фиолетовой кровью рану. На глубоком вдохе бинт вжимался в рану, влажные его участки чернели. 

— Я вызову скорую, — сказал Кирилл бесцветным от страха голосом. — У вас.. У вас там… 

— Уже сейчас, все прошло. Бывает иногда. Дайте руку. 

К его удивлению, Полина встала на ноги, подняла с пола окровавленное полотенце и снова приложила к ране. Полина была бледной, как после отравления, лоб в испарине. 

— Иногда… выходит больше, тогда… вот это все, легкое головокружение. 

Внезапно Кирюшу осенило. 

— Это у вас что — месячные? 

Лицо Полины вытянулось, как будто он расстегнул перед ней ширинку. 

— Какие месячные?

— Ну… 

— Думаешь, у меня в боку вагина? 

— Ну… всякое бывает. 

— Всякое бывает? 

— Я пытаюсь вам вообще-то помочь и устранить протечку, а вы тут кровью истекаете! — Кирюша почувствовал, как Михал Саныч выходит в него, говорит его голосом, учит использовать других и не думать о последствиях.  

— А кровь только из вагины может течь? 

Кирюша хотел ей сказать, что Катя читала книгу, там у героев член вырос на руке, а вагина под коленкой или в подмышке, и, очень даже возможно, что эта книга основана на реальных событиях. Но ничего этого он не стал ей сейчас говорить. 

— Вам нужно в больницу, — сказал он с максимальной серьезностью, на которую был способен. — Можете себе инфекцию туда занести. 

Полина кивнула, но ничего не ответила. Как она вообще жива с такой кровоточащей раной? 

— Хочешь меня спасти? — спросила Полина и посмотрела на него очень ядовито. 

— Нет, — ответил он на автомате, но она продолжала смотреть ему в глаза, и вот он уже превозмогал себя, чтобы не сдаться и не отвести взгляда. 

— Может, вам прилечь? 

 

Стоя на ней, лежащей на диване с закрытыми глазами, истекающей фиолетовой кровью, Кирюша ощущал в себе две разнонаправленные силы: ему хотелось срочно схватить ящичек с инструментами и больше никогда не ступать на порог ее квартиры, и ему хотелось взять Полину за нежную и сильную руку и дождаться, когда она расскажет, откуда у нее в боку кровоточащая рана. 

— Вы не боитесь умереть от потери крови? 

Полина резко села на кровати. 

— Нужно сменить пластырь. 

— Нормально вам вообще с такой дырой в боку? 

Полина оторвала от себя присохший бинт, Кирюша зажмурился. Она охнула. 

— Скажите, когда все, — попросил он. 

— Сколько тебе лет? 

— Я слишком старый, чтобы на такое смотреть. 

— Сосунок, — сказала она. 

Кирюша подошел к окну. Дома напротив образовывали неровный колодец с горкой детской площадки и ржавым турником посередине.

— Откуда у вас эта дырка в боку?

Полина лежала в прямоугольнике света на доисторической софе зеленого цвета. Лицо ее было одновременно сосредоточенным и раздраженным.

— Это не смертельная рана, — сказала Полина. — Она уже затягивается.

Кирюша смотрел, как марлевая ткань бинта становится темной.

— Я бы не сказал, — возразил он.

— Год-два, и все затянется…

— Год-два?? Что это, блять, за рана, которая затягивается год-два?

— Обыкновенная. Так бывает… Когда снимаешь панцирь и открываешься, можно не рассчитать… думаешь, что другой готов увидеть и принять тебя, но… никто не готов. Я ошиблась.

— Какой панцирь? Вы вообще, блять, о чем?

— Ты починил бачок?

— Что, блять, вообще здесь происходит? Как вы можете разговаривать, когда у вас хлюпает кровь в боку?!

— Нормально, нормально… успокойся уже.

— Если нормально швы наложить и потом салициловой мазью помазать… или мазью Вишневского, все за неделю пройдет.

— Если рана затянется, я умру.

— Вы ебанутая, — сказал Кирилл с восхищением.

— Часть меня умрет.

— Туда ей и дорога.

Глаза Полины сверкнули и закрылись. По ее гладкому лбу пробежала морщина. Когда она снова открыла глаза, они были влажными и острыми. Кирилл почувствовал их укол в своей груди. 

— Я не готова, — сказала она. — Иди чини бачок, горе-мастер.

Ее взгляд был таким тяжелым, что Кирилл не выдержал и пошел к протекающему унитазу.

 

После вызова Полины прошло полтора года, Кирилл перевелся в другой университет, поругался с Михал Санычем (ему надоело быть дурным Кирюшей), расстался с Катей, перестал ездить на велосипеде через вечернее лето и чувствовал, как купол собственной жизни смыкается над ним. Как панцирь.

На номере Полины в мессенджере появилась фотография розовощекого мужика, выслеживать ее Кирилл не решался. Иногда перед тем как закрыть глаз и отправиться в сон, он думал о ней. Затянулась ее рана или нет?

В августе вместе с институтскими приятелями Кирилл поехал в Петербург: его друг с четвертого курса Егор Канаткин устраивал мальчишник и не придумал ничего лучше как пройтись по барам на Некрасова и Рубинштейна. Когда они, поддатые, в потоке вечернего ветра, шли по Дворцовой набережной, Кирилл увидел Полину а ступенях, спускающихся к Неве. У нее была другая стрижка, легкое летнее платье, загорелая кожа и обнимавший ее за плечи мужчина в черной рубашке-поло. Кирилл чуть не угодил головой и локтями в гранитную плиту, от неожиданности он перестал смотреть под ноги и зацепился за выступающий край каменной набережной.

Посмотри на меня, посмотри на меня, посмотри на меня, прошептал Кирилл. Но Полина смотрела на вечернее солнце, разлитое по воде.

— Кирюня, чего ты там зеваешь? — крикнул Егор.

Полина обернулась на голос, и увидела его, Кирилла. Выражение ее глаз, такое безмятежное, начало меняться и черстветь, веки закрылись и, когда она в последний раз посмотрела на Кирилла, прежде чем отвернуться, ее взгляд стал таким же острым и шероховатым, как в тот день и час, когда она прижимала черное от крови полотенце к фиолетовой ране в боку.